Димитрий Самозванец

Текст стихотворения:

Читавшим отечественную историю известен странный Лжедимитрий — Григорий Отрепьев. Повествуют, что он происходил из сословия детей боярских, несколько лет находился в Чудове монастыре иеродьяконом и был келейником у патриарха Иова. За беспорядочное поведение Отрепьев заслуживал наказание; он желал избежать сего и предался бегству. Долго скитаясь внутри России и переходя из монастыря в монастырь, наконец выехал в Польшу. Там он замыслил выдать себя царевичем Димитрием, сыном Иоанна Грозного, который умерщвлен был (в 1591 г.) в Угличе — как говорили, по проискам властолюбивого Годунова. Он начал разглашать выдуманные им обстоятельства мнимого своего спасения, привлек к себе толпу легковерных и, с помощию Сендомирского воеводы Юрия Мнишка, вторгся в отечество вооруженною рукою. Странное стечение обстоятельств благоприятствовало Отрепьеву: Годунов умер незапно, и на престоле российском воссел самозванец (1605 г.). Но торжество Отрепьева было недолговременно: явная преданность католицизму и терпимость иезуитов сделало его ненавистным в народе, а развратное поведение и дурное правление ускорили его падение. Князь Василий Шуйский (в 1606 г.) произвел заговор, возникло народное возмущение — и Лжедимитрия не стало. Явление сего самозванца, быстрые его успехи и странное стечение обстоятельств того времени составляют важную загадку в нашей истории.

Чьи так дико блещут очи?

Дыбом черный волос встал?

Он страшится мрака ночи;

Зрю — сверкнул в руке кинжал!..

Вот идет… стоит… трепещет…

Быстро бросился назад;

И, как злой преступник, мещет

Вдоль чертога робкий взгляд!

Не убийца ль сокровенный,

За Москву и за народ,

Над стезею потаенной

Самозванца стережет?..

Вот к окну оборотился;

Вдруг луны сребристый луч

На чело к нему скатился

Из-за мрачных, грозных туч.

Что я зрю? То хищник власти

Лжедимитрий там стоит;

На лице пылают страсти;

Трепеща, он говорит:

«Там в чертогах кто-то бродит

Шорох — заскрыпела дверь!..

И вот призрак чей-то входит…

Это ты — Бориса дщерь!..

О, молю! избавь от взгляда…

Укоризною горя,

Он вселяет муки ада

В грудь преступного царя!..

Но исчезла у порога;

Это кто ж мелькнул и стал,

Притаясь в углу чертога?..

Это Шуйский!.. Я пропал!..»

Так страдал злодей коварный

В час спокойствия в Кремле;

Проступал бесперестанно

Пот холодный на челе.

«Не укроюсь я от мщенья!—

Он невнятно прошептал.—

Для тирана нет спасенья:

Друг ему — один кинжал!

На престоле, иль на ложе,

Иль в толпе на площади,

Рано, поздно ли, но всё же

Быть ему в моей груди!

Прекращу свой век постылый;

Мне наскучило страдать

Во дворце, как средь могилы,

И убийцу нажидать».

Сталь нанес — она сверкнула —

И преступный задрожал,

Смерть тирана ужаснула:

Выпал поднятый кинжал.

«Не настало еще время,—

Простонал он,— но придет,

И несносной жизни бремя

Тяжкой ношею спадет».

Но как будто вдруг очнувшись:

«Что свершить решился я?—

Он воскликнул, ужаснувшись.—

Нет! не погублю себя.

Завтра ж, завтра всё разрушу,

Завтра хлынет кровь рекой —

И встревоженную душу

Вновь порадует покой!

Вместо праотцев закона

Я введу закон римлян;

Грозной местью гряну с трона

В подозрительных граждан.

И твоя падет на плахе,

Буйный Шуйский, голова!

И, дымясь в крови и прахе,

Затрепещешь ты, Москва!»

Смолк. Преступные надежды

Удалили страх — и он

Лег на пышный одр, и вежды

Оковал тревожный сон.

Вдруг среди безмолвья грянул

Бой набата близ дворца,

И тиран с одра воспрянул

С смертной бледностью лица…

Побежал и зрит у входа:

Изо всех кремлевских врат

Волны шумные народа,

Ко дворцу стремясь, кипят.

Вот приближились, напали;

Храбрый Шуйский впереди —

И сарматы побежали

С хладным ужасом в груди.

«Всё погибло! нет спасенья,

Смерть прибежище одно!» —

Рек тиран… еще мгновенье —

И бросается в окно!

Пал на камни, и, при стуках

Сабель, копий и мечей,

Жизнь окончил в страшных муках

Нераскаянный злодей.

---