Разговор в дороге

Текст стихотворения:

Забайкалье. Зарево заката.

Запоздалый птичий перелет.

Мой попутчик, щурясь хитровато,

мятные леденчики сосет.

За окном бегут крутые сопки,

словно волны замерших морей,

стелются чуть видимые тропки —

тайный след неведомых зверей.

Он ученый малый, мой попутчик,—

обложился целой грудой книг.

Он читает, думает и учит —

сам, считает, все уже постиг.

Он твердит, что я не знаю жизни,

нет меж нами кровного родства,

и в его ленивой укоризне

сдержанные нотки торжества.

Мол, на мне горит густою краской

жительства московского печать,

мол, таким, избалованным лаской,

надо жизнь поглубже изучать.

Я молчу, ему не возражая,

не желая спор вести пустой,

раз уж человеку жизнь чужая

кажется, как блюдечко, простой,

раз уж он о ней надменно судит,

не робеет, не отводит глаз…

Жизнь моя! Другой уже не будет!

Жизнь моя, что знает он о нас?

Ничего не знает — и не надо.

Очевидно, интересу нет.

Дорогой мой, я была бы рада

выполнить ваш дружеский совет,

но, сказать по совести, не знаю,

как приняться мне за этот труд.

Почему, когда, с какого краю

изучают жизнь, а не живут?

С дальнего заветного начала

тех путей, которыми прошла,

никогда я жизнь не изучала,

просто я дышала и жила…

Людям верила, людей любила,

отдавала людям, что могла,

никакой науки не забыла,

все, что мне дарили, берегла.

Словно роща осенью сквозная,

полная раздумья и огня,

жизнь моя, чего же я не знаю,

что ты утаила от меня?

Не лелеяла и не щадила

в непогоды лета и зимы,

по обходным тропкам не водила

напрямик,

как люди, так и мы.

Мне хватало счастья и печали.

На пирах и в битвах я была.

Вот ведь вы небось не изучали

то, что я сама пережила.

Или я опять не то сказала?

Вижу, вы нахмурились опять:

«Я сама… Ей-богу, это мало!

Надо жизнь чужую изучать!»

Изучать положено от века

ремесло, науки, языки.

Но живые чувства человека,

жар любви и холодок тоски,

негасимый свет, огонь горячий,

тот, который злу не потушить…

Это называется иначе.

Понимать все это — значит жить.

Не умею, как бы ни старалась,

издали рассматривать людей,

их живая боль, живая радость

попросту становится моей.

Сколько ни стараюсь, не умею,

жизнь моя, делить тебя межой:

мол, досюда ты была моею,

а отсюда делалась чужой.

Своего солдата провожая

в сторону фашистского огня,

это жизнь моя или чужая,—

право, не задумывалась я.

Разве обошла меня сторонкой

хоть одна народная беда?

Разве той штабною похоронкой

нас не породнило навсегда?

Разве в грозный год неурожая

разная была у нас нужда?

Это жизнь моя или чужая —

я не размышляла никогда.

Словно роща осенью сквозная,

полная раздумья и огня,

жизнь моя, чего же я не знаю,

что ты утаила от меня?

Буду ждать, гадая как о чуде,

веря в жизнь и обещая ей

жить неравнодушно, жить как люди,

просто жить с людьми и для людей.

Нету мне ни праздника, ни славы,

люди мои добрые, без вас.

Жизнь моя — судьба моей державы,

каждый сущий день ее и час.

Грозных бурь железные порывы,

лучезарных полдней синева,

все — мое,

и всем, чем люди живы,

я жива, покуда я жива!

Не прошу о льготе и защите,

жизнь моя, горю в твоем огне.

Так что, мой попутчик, не взыщите

и не сокрушайтесь обо мне.

Жизнь огромна, жизнь везде и всюду,

тем полней, чем больше человек.

Я уж изучать ее не буду.

Буду влюблена в нее навек!

---