Венгерский лес
— Иван КозловИван Козлов «Венгерский лес» — читайте стихотворение онлайн. Текст произведения представлен полностью, бесплатно и без регистрации. Распечатайте текст на сайте объемом 1 страница.
Текст стихотворения:
Баллада
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«Как сердцу сладостно любить
Тебя, мой друг прелестный,
И здесь, в лесу дремучем, жить
С тобой – в тиши безвестной!
Как ни красён наш Киев-град
С его Днепром-рекою,
Но я, мой друг, скитаться рад
В степях один с тобою;
С тобой любовь везде манит,
Повсюду радость встретит,
Ярчее солнышко горит,
Яснее месяц светит.
Покинул я, пленен твоей
Девичьей красотою,
Край милый родины моей
С приветливой семьею;
Я бросил шум кровавых сеч,
И славу жизни ратной,
И верного коня, и меч,
И шлем, и щит булатный,
И стрелы меткие моя,
И почести княжие
За кудри русые твои,
За очи голубые.
Но то волнует дух тоской,
Что ты, родясь княжною,
Простилась с негой золотой,
Простясь с родной страною.
Ах! прежде в тереме своем
Ты жизнью лишь играла;
Теперь под бедным шалашом
Кручину здесь узнала.
Бывало, в струны душу льешь,
Их звоном всех пленяешь;
Теперь волну и лен прядешь,
И хрупкий лист сбираешь.
И, жертвой гневного отца,
В чужбине, в тяжкой доле,
Ты здесь подругой беглеца,
Ты здесь не можешь боле
Себя, как прежде, наряжать
Узорчатой парчою
И грудь прелестную скрывать
Под дымчатой фатою.
Не для тебя, мой милый друг,
И шелк, и бархат нежный;
Не вьется радужный жемчуг
Вкруг шеи белоснежной».
– «О милый, милый! для чего,
Крушась моей судьбою,
Ты ясность сердца моего
Мрачишь своей тоскою?
Увяла б в светлых теремах
Моя без цвета младость;
А здесь с тобой, в чужих лесах,
Нашла любовь и радость;
И ты любил не жемчуги,
Не камни дорогие,
А кудри русые мои
И очи голубые».
Так на дунайских берегах,
От родины далеко,
В дремучих Венгрии лесах,
Гоним судьбой жестокой,
Скитался витязь молодой
С подругою прекрасной,-
И дал край дикий и чужой
Приют им безопасный.
Вотще разгневанный отец
Погони посылает;
Их сочетал святый венец;
Их темный лес скрывает.
Остан забыл, узнав ее,
И славу, и свободу;
Он ею жил, он за нее
Прошел бы огнь и воду;
Ах! за нее в борьбе с судьбой
На что он ее решится?
Он с ней пылающей душой
К прекрасному стремится.
Она отрадою в бедах,
Всех чувств и дум виною,
Его надеждой в небесах
И радостью земною.
И, чувством счастлива своим,
В восторгах сердца тая,
Веледа в бедной доле с ним
Нашла утехи рая;
Но что-то мрачное порой
Останов дух смущает,
И что-то дивною тоской
Взор ясный затмевает;
Какой-то думой угнетен,
Таится он от милой
И будто гонит грозный сон
Из памяти унылой.
И тайный страх расстаться с ней
Невольно в грудь теснится;
Он ловит звук ее речей,
Глядит – не наглядится,
И грусть свою, и тайный страх
В молчаньи скрыв тяжелом,
С слезами часто на глазах,
Твердит ей о веселом;
То вдруг задумчивый вздохнет,
То вдруг с улыбкой взглянет;
Но сердце сердцу весть дает;
И кто любовь обманет?
Печалью друга день и ночь
Веледа волновалась;
Всё усладить, всему помочь
Надежда ей мечталась.
Как бури сердца отгадать
Безоблачной душою?
Остану можно ль тосковать,
Когда Остан со мною?
И мнила: как он ни таит
Тоски своей причину,
Любовь моя развеселит
Останову кручину.
Чуть в думы милый погружен,-
Она их разгоняет
Бесценной лаской тех имен,
Что сердце вымышляет,-
И блеск дает красе своей
Нарядами простыми,
И шелку золотых кудрей
Цветками полевыми.
Когда ж в приютный уголок
Уж темный вечер сходит,
Она, вздув яркий огонек,
Беседу с ним заводит.
И быль родимой старины
Рассказы оживляла;
Могучих прадедов войны
С их славой вспоминала,
Иль юной пленницы тоску,
И половцев набеги,
И Киев-град, и Днепр-реку,
И роскошь мирной неги;
То песни родины святой
Она ему певала;
То молча к груди молодой
Со вздохом прижимала.
Но с детской нежностью она
Как друга ни ласкает,-
Печалью всё душа полна,
Ничто не услаждает;
Напрасно всё, и с каждым днем
Его страшнее думы;
Сидит с нахмуренным челом,
Задумчивый, угрюмый;
О странном вдруг заговорит,
Бледнея, запинаясь;
Промолвит слово – и молчит,
Невольно содрогаясь.
И уж на ту, кем он пленен,
Едва возводит очи;
И в темном лесе бродит он
С зари до темной ночи.
Раз смерклось, а Остана нет,-
И бедная подруга,
В раздумье, подгорюнясь, ждет
Тоскующего друга,-
И вне себя Остан вбежал,
Пот градом, дыбом волос,
Взор дикий ужасом сверкал,
Дрожащий замер голос.
«Он здесь, он здесь!» – «Кто, милый, кто?»
– «Он в ночь придет за мною,
Он мертвым пал; страшись его!»
– «О, друг мой! что с тобою?»
– «Луна и кровь!» – «Чья, милый, чья?
Ах! страшными мечтами
Почто измучил ты себя?
Хранитель-ангел с нами!
Какая кровь? удары чьи?
За что? скажи! какие?»
– «За кудри русые твои,
За очи голубые!»
И что придумать, что начать
С тех пор она не знала,-
Лишь только пресвятую мать
За друга умоляла.
И на младых ее щеках
Уже не рдеют розы;
Не видно радости в очах,-
И льются, льются слезы.
Всё то, чем сердце билось в ней,
Что душу оживляло,
Исчезло всё – и светлых дней
Как будто не бывало.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Туманный небосклон яснел,
Улегся вихрь летучий,
Лишь гром вдали еще гремел,
И, рассекая тучи,
Вилася молния змеей;
Дождь не шумел; пылает
Заря огнистой полосой,
И блеск свой отражает
На темно-сизых облаках
Румяною струею,
И тучи зыблются в волнах
Багровою грядою.
Но вечер бурный догорел,
Лишь зарево алеет;
Уж бор зеленый потемнел,
Уж ночь прохладой веет;
Дыханье свежих ветерков
Несет с полей росистых
И нежный аромат цветов,
И запах трав душистых;
И по холмам уже горят
Огни сторожевые;
И скалы мшистые стоят,
Как призраки ночные.
Остан, давно забытый сном
И мучимый тоскою,
Сидел на берегу крутом
С подругой молодою;
Невольно всё его страшит,
Всё в ужас дух приводит;
На свод небес она глядит,
Он вдаль, где сумрак бродит;
И будто тайны вещий глас
Ему напоминает,
Что к сердцу он в последний раз
Веледу прижимает.
Но вот и полночь уж близка,
Сгустился мрак в долинах,
В дремоте катится река,
Сон мертвый на равнинах,-
Лишь там далеко за рекой
Зарница всё мелькает,
Лишь тихий шорох чуть порой
По рощам пробегает.
Но вот блеснул сребристый луч,
Проник и в лес, и в волны,-
И над дубравой из-за туч
Выходит месяц полный.
«О месяц, месяц, не свети!
Померкни, месяц ясный!»
– «Зачем же меркнуть? друг, взгляни,
Как, светлый и прекрасный,
Теперь спешит он разгонять
Мрак ночи и туманы
И блеск таинственный бросать
На сонные поляны!
Взгляни, как он с высот небес
В струях реки играет,
И нивы мирные, и лес,
И дол осеребряет!»
– «Ты помнишь ночь, как ты со мной
Из терема бежала?
Он так светил!» – «О милый мой!
И я о том мечтала.
Я помню: он тогда сиял
Так радостно над нами,
И путь к венцу нам озарял
Блестящими лучами».
– «Творец, ты знаешь всё!.. Прости!..
Увы! в тот час ужасный!..
О месяц, месяц, не свети!
Померкни, месяц ясный!»
И кинул он потухший взор
С утесистой стремнины
На светлую реку, на бор,
На тихие долины!
Но не красу их очи зрят;
В нем чувства дух смущают:
Там звуки чудные страшат,
Тут призраки летают,
То с тяжким стоном и глухим
Волна ночная плещет,
То меч кровавый перед ним
В дыму прозрачном блещет.
Нет, нет! Остан не победит
Души своей тревоги,-
Встает, с Веледою спешит
Скорей под кров убогий;
Идут, поля в глубоком сне,
Ничто не колыхнется,
Лишь гул шагов их в тишине
За ними вслед несется;
Глухая полночь; всё вокруг
При месяце яснеет;
Чета проходит лес… и вдруг
От страха цепенеет.
Неведомый в глуши лесной
Пришлец их ожидает;
Но мрачный лик под пеленой
От них пришлец скрывает;
И в свете лунном пелена
Белеет гробовая,
И кровь струей на ней видна,
Знать, тайно пролитая;
И пред четою он стоял
Недвижен и безмолвный;
Остану только указал
Рукой на месяц полный.
И тот, как громом поражен,
Хотел бы в землю скрыться;
Не мог обнять Веледы он,
Не мог перекреститься;
А что ж с Веледой? Ах! Она
К Остану припадает;
Душа в ней ужасом полна;
В ней сердце замирает;
Но страждет друг,- и страсть сильней;
Прочь ужас, прочь смятенье!
Веледа робкая смелей
Глядит на привиденье:
«О! кто же ты, пришлец ночной,
Могилы хладной житель?
Как расступилась над тобой
Подземная обитель?
Что к нам могло тебя привесть?
Что страждущих тревожишь?
Откуда ты? какую весть
Загробную приносишь?»
На те слова главой оно
Задумчиво качнуло –
Пошевелилось полотно,-
Под полотном вздохнуло,-
И томный голос пророптал,
В слух тихо проникая:
«Мой час настал, мой цвет увял;
Я жертва гробовая!
Но если кто перекрестит
Меня тремя крестами,-
Опять, приняв мой прежний вид,
Предстану я пред вами».
И вдруг чудесная далась
Тогда Веледе сила,-
И мертвеца вот в первый раз
Она перекрестила,-
И взвыл мертвец,- и в дым густой
Облекся весь, и рделся,
Как уголь красный; кровь струей,-
И саван загорелся.
Крестит в другой раз,- пелена
Спадает, блещут очи,
Как два блуждающих огня
Во тме осенней ночи;
И смерть лицо его мрачит;
Уж страх владеет ею,
Чуть дышит; в третий раз крестит –
И брат родной пред нею:
«Извед! Извед! родной мой брат!
О детства спутник милый,
Останов друг! увы! ты взят
Безвременной могилой».
И взор мертвец палящий свой
На витязя бросает:
«Остан – твой муж – убийца мой,-
Веледе он вещает,-
И знает то одна луна
С днепровскими волнами;
Но кровь Изведова страшна,-
И божий суд над нами!»
И что с преступником сбылось,
То в мраке ночь сокрыла;
Следов жилища не нашлось,
Явилась вдруг могила.-
И страшная о лесе том
Молва везде несется;
И голос дровосека в нем
С тех пор не раздается.
И как вечерний час пробьет
И в сумрак бор оденет,
Ни пеший мимо не пройдет,
Ни конный не проедет!
Когда ж повсюду тишина
И мертвое молчанье
И полуночная луна
Льет томное сиянье,
Из тесной кельи гробовой
Тень бледная выходит
И грустно, в час урочный свой,
В лесу дремучем бродит,
Луны в мерцающих лучах
Под соснами мелькает,-
И вой могильный на скалах
Протяжно умирает.
И с тех же пор, в лесной глуши,
В пещере, близ Дуная,
Жить начала в святой тиши
Отшельница младая.
И там пред ранней ли зарей
Чуть брезжит над холмами,
Иль свод небес в красе ночной
Усеян весь звездами,-
Она в молитве и в слезах
И пламенной душою
Летит к тому, кто в небесах
Отцом нам и судьею.
В пещере той пять целых лет
Отшельница молилась;
Но раз ее в пещере нет;
Куда, не знают, скрылась…
Лишь слух прошел по деревням,-
Соседи прибежали,
Пошли за нею по следам,
Искали, не сыскали;
Пришли и в лес, как ни страшна
Останова могила,-
И на могиле той она
Жизнь юную сложила.
И в вечном сне она цвела,-
Те ж прелести младые,
И к небу очи подняла,
Как небо голубые,
И кудри русые волной,
Развившися, лежали
И грудь невинную собой
Стыдливо одевали;
Вся в белых розах; на устах
С улыбкою небесной;
И крест сияющий в руках,
Кем данный, неизвестно.
И был тот день благих небес
С виновным примиренья.
Уж не страшит дремучий лес;
Уж нет там привиденья;
Опять, как прежде, всё цветет;
Стал весел бор унылый,
И сладко соловей поет
Над тихою могилой;
И звезды только что блеснут
Приветными огнями,-
Девицы сельские идут
К ней с свежими цветами.